Боец тишины

Власти меня с Агнешкой не искали и не ищут… и поляков искать не начнут. С вида все чисто – никто не придерется, никто не подставлен. Разве что проверят поляков поверхностно. Подозрительное направление прощупают – и только. Никто ничего не найдет. Проверять больше вопросами будут – на нервы, на поведение. Главное, – при такой проверке нервами себя не погубить. Тогда глубже копать не станут – оставят всех в покое.

И еще… Полякам могут снова карточку девушки показать. Придется настолько достоверно убедить их в том, что ищут не Агнешку, что они – с ее карточкой не сходство, а расхождение искать станут. Они должны увидеть только нужную мне видимость – я должен убедить их так, чтобы дальше они убеждали себя без моих усилий. А не выйдет добиться такого доверия – свалю все на ее скверного бывшего дружка, от которого я ее и скрываю. Вероятно, – он что-то натворил, и Агнешку разыскивают, стараясь через нее на него выйти. А главное, – я ничего про его преступления не знаю. И еще… Чуть не упустил деталь. Агнешку я у психопата приятеля отнял – от него и прячу. И запугал ее именно он – и никто иной. Так, план намечен, теперь – осуществить.

Глава 41

Мсцишевский скосил поблекший глаз на Войцеха. Войцех угрюмо уставился в пол, кивнув мне в подтверждение, – мол все так и было. Поверили мне оба – знает старик, что его боевик, бывший десантник, не умеет ни долго думать, ни терпеливо ждать.

– Войцех всегда шел напролом. Кого видел, в того и стрелял. Ты же знал, чего от него нужно ждать, когда решал его нанимать, Ян.

– Знал, конечно. За эти качества его и нанял. Нужен мне был для девушки защитник надежный. А человека, способного раздумывая стрелять с нужной скоростью, – не нашел. Решил, что надежнее нанять его, – он, не раздумывая, стреляет, зато сразу и наповал. Ничего – разобрались мы с ним. Не найдет никто ни концов, ни следов.

Поляк кивнул седой головой, растягивая прямой рот на сухом неподвижном лице.

– Никакой неясности, никаких недомолвок – это мне в тебе и нравится, Ян. Этим мы с тобой и похожи. И тем, что мы с тобой, Ян, думаем прежде, чем делаем.

– Это точно. Разница только в том, что я один работаю, а вы с бригадой.

Поляк снова кивнул и плеснул мне еще водки. У меня с голоду и бессонных ночей и от одной рюмки перед глазами плывет, но я смиренно заливаю в глотку прозрачную водицу. Не нужны мне обижающие старого поляка “неясности” и “недомолвки” – и так по горло, хоть удавись.

Глава 42

Сижу молча с паном Мсцишевским – пьяный и мрачный. Напряжение нарастает, несмотря на то, что поляк и поверил моей истории, и хоть один вопрос отпал. Не знаю я, что со священником делать, куда его девать. Вообще все можно было бы решить просто. Но тогда – не видать мне моей Агнешки. Придется считать, что священник к ней в нагрузку прилагается. Взвалю его себе на плечи и потащу, как всех остальных, кто в дело впутан оказался. Ничего, выдержу. Хуже, что мне снова придется переться в рассадник заразы, который я взялся ликвидировать. Не знаю я, как на объект пройти, и что мне предпринять после – не знаю. И ищут меня еще – каждый, кто здесь права имеет искать, меня ищет. На поляков уже вышли… И дорожное происшествие, уверен, с ними связали уже… Подозрительная все же с агентом и аварией история – для педантичных немцев подозрительная. Немцы все проверяют – на их небрежность рассчитывать никак нельзя. Верное дело, серьезно к вопросу подошли – вскрытие провели старательно. Трудно к такому трупу подкопаться, конечно. Только, пусть немцы точных данных и не получат, – поймут, что мутная вокруг вода. По крайней мере, проверят поляков. На Войцеха их кто-то или что-то точно наведет. А Войцех их к Мсцишевскому приведет.

Мсцишевский – умен, его так просто не возьмешь. И меня он прикроет. Только из-за этого я еще здесь – только из-за того, что на его территории не только машины пропадают, не оставляя следа, но и люди. Прячет он трупы, как надо, – и живых спрячет. Да и боевики у него, хоть умом не отличаются, – дело знают. Могу я на него и на его бойцов рассчитывать… по крайней мере, пока он меня своим считает. А пока – он верит мне. С ним Агнешку оставить не так страшно, заступится он за нее. Называет меня сыном – значит, и ее дочерью назовет. Не зря я к нему в доверие втирался – всегда в мыслях имел гордецов поляков с немцами стравить при нужде. Только узнают они, что я – русский… сдерут с меня столько шкур, что и немцам не снилось. Никогда они не забудут, как мы с немцами их страну делили.

Черт… Трудно быть реалистом в этом мире мечтаний и надежд… И разведчиком быть – трудно… Не знает никто, что я все время вру… и никто не знает, что я ненавижу врать – и себе, и другим. Только никто не знает и того, что правдиво – одно молчание… немое молчание зверя.