Цикл «Историк». Рассказ IV. Под ударами мрака

– Не делайте этого, капитан! Только не это! Уходите отсюда! Скорее!

– А куда мне идти?

– В Штормштадт, в Хантэрхайм! Откуда пришли!

– Теперь все крепости системы для меня закрыты.

– Вас впустят! Вам откроют все врата!

– Меня в застенках замучают, пока разберутся.

– Не насмерть же… Не так, как он…

– Хуже, чем насмерть, хуже, чем он.

– Да, время прошло, вы теперь объявлены пропавшим без вести… Теперь “черные вороны” заклюют вас… Теперь вернуться вам нельзя… Но вы просто уходите!

– В снежную пустыню?

– Да, вам некуда теперь идти… Но он убьет вас…

– Кто он такой?

– Олаф – он боец и охотник Хантэрхайма с силой зверя, данной свыше силы воина. Он давно дышит свободным ветром северной пустыни. Он стал духом снежной пустыни, приходящим с грозой! Он стал оборотнем!

– Ментальный оборотень?

– Не знаю, какой! Я совсем запутался! Но с силой в нем пробуждается Зверь, которого он приучил к свободе и с которым еще не научился справляться!

– Одичал боец?

– Я прошу вас, уходите! Он же точно убьет вас теперь… Его же нельзя злить!

– И меня злить нельзя. Никуда я не уйду. Мне идти некуда. Да и тебя он здесь сожрет без меня.

– Он утихнет. Только уйдите!

– Он не ветер, чтобы просто утихнуть. А меня ты не прогонишь, раз притащил.

– Вы же офицер! Вы же умный! Вы же видите!

– Вижу, что ему “медвежья рубаха” впору, а тебе с ним справиться сил не хватит.

– Да, он берсеркер! Его простому бойцу не побороть! Уходите же!

– А я не простой боец – я офицер.

– Вы вообще не боец, вы – рабочий!

– Я офицер, созданный Хантэрхаймом!

Капитан бросил шинель, беря бич, – беря у меня из рук, будто я его и не держу… Теперь этот мощный разрядник трещит в его левой руке, когда в правой – шипит двуглавая плеть…

– Не надо, капитан!

– Я весь ваш спор слышал – вы в голос орали. Я знаю, что он нужен, но мне придется сжечь его, если он не перестанет мне угрожать.

Сжечь? Олафа? Огнем? Он ненавидит огонь… Осыпанный искрами Олаф только сбросил с плеч смердящую в тепле шкуру снежного зверя и взялся за второй клинок. Его суженные глаза сереют, скованные сталью, – они устремлены на руки офицера с холодом и расчетом хищника. Я знаю, что он не упустит ни одного движения, что его рывок будет сокрушителен.

Я не понял, кто отшвырнул меня в сторону, – Олаф или этот офицер… Просто крыса, бьющаяся у меня в голове, как в клетке, сдохла – пульс прервался и в глазах поплыло… Я все делаю не так… Олаф… Он не такой уж и сильный – он силен только тогда, когда его дух бушует бурей. Без этого ему не сразить офицера. Он теперь точно отпустит это зло… А этот офицер… На его скулах проступили красные черты жара, выстуженного холодными ветрами и вновь вспыхнувшего горячим костром… Он не пожалеет Олафа… Олаф никого не жалеет, кроме меня, и его, кроме меня, никто не жалеет… Офицер обвил горящим хлыстом его руку, а он боли теперь совсем не чувствует… А сейчас и офицер перестанет чувствовать боль… Тогда они друг друга на куски разорвут – и не заметят этого… А я… Я не знаю, что мне делать теперь. Что теперь я вообще могу сделать?!

Запись №3

Не знаю, за какое оружие мне хвататься, кого защищать… Мне известно, что Олаф способен перерезать глотку и офицеру сильнее этого, но не в честном бою… Он затравил сильнейшего своего противника озверелыми скингерами – снежные звери не сожгли его, но испортили его сложное оружие и технику своим мощным излучением… А теперь у Олафа нет своры скингеров… А этот офицер… Я бессильно стою у стены, не успевая проследить выпады мечущихся в тусклых отсветах горелки фигур, спутанных с тенями и всполохами… Они схватились жестоко, и я все хуже соображаю, что мне делать… Я не знаю, что делать! Не знаю! Но я должен сделать хоть что-то! Они все время кричат про силу зверя, но забывают про звериную слабость! Зверей пугает открытый огонь! Огонь сожжет их злобу! Я схватил прут – обломок железки, на котором Олаф обычно жарит мясо, – обмотал его куском мохнатой шкуры снежного зверя, облил топленым жиром из горелки и поджег… Полыхнуло сильно, но это ненадолго…