Цикл «Историк». Рассказ IV. Под ударами мрака

– Все, хватит! Разойдитесь!

Олаф отпрянул и, задыхаясь, припал спиной к холодной стене, пригвождая офицера к месту неподъемно тяжелым взглядом…

– Ханс, ты что делаешь?!

– Разгоняю зверей!

Офицер остался стоять на месте… Искрящий хлыст замер в его, занесенной для удара, руке…

– Ты заарканил меня, как зверя! А теперь тычешь мне в лицо огнем!

Я снова что-то не так сделал… Теперь я разозлил их обоих… Но я хоть переключил их внимание на себя, оторвав друг от друга…

– Не надо было мне беспрерывно про силу зверя орать! Теперь я буду обращаться с вами, как со зверями, когда вы будете оборачиваться зверьми!

Офицер смерил Олафа остывшим взглядом и отключил исходный блок, туша плеть.

– Я не зверь. Я офицер Хантэрхайма. Я не обращаю мощь воина в силу зверя. Мое могущество служит мне, а не я ему.

Глаза Олафа еще полыхают разрядами молний, но я прервал грозу. Его разум трезвеет, напоминая ему, что силы его исчерпаны, что их остаток необходимо сберечь. Ведь после таких сражений он устает до полного бессилия. А он старается до этого не доводить. Олаф только с виду такой лихой – он осторожный… когда им не правит Зверь. Я с облегчением бросил раскаленный прут с опадающей обугленными клочьями догорающей шкурой…

– Олаф, я же сказал, что рабочие хорошо сражаются, когда нужно…

– Верно, хорошо… Нашла коса на камень… Что ж, он станет охотником… Он стоит тех сил, которые я на него потрачу.

Олаф согласился сквозь зубы, но делать ему нечего, кроме как правду признать… Он очень заносчивый, но всегда правду признает – слишком он гордый, чтоб не признать… Как гора с плеч… Слабость сползла к рукам со спины, как холодной водой обдало…

– Как же я рад, что все обошлось, Олаф… Я же думал, что все… Думал, что вы друг друга…

Олаф положил руки мне на плечи, серьезно смотря мне в глаза проясненным взглядом.

– Ханс, такого впредь не произойдет.

– Я надеюсь… Но ты начинаешь все заново… Ты злишься и злишь всех, заставляя сражаться всех – со всем и всеми без разбору… А сражаться нужно только с врагом…

– До тебя никак не доходит, что борьбы с врагом здесь не достаточно.

– Я знаю, что нам приходится сражаться со снежной пустыней и зверями, с охранниками и врагами системы… Но нельзя биться вообще со всем, со всеми, Олаф… Ты все разрушаешь…

– Теперь не все, Ханс. Я все помню, Ханс.

– Ты помнишь все… Но, когда ты становишься Зверем, ты помнишь все не так…

– Я не допущу этого впредь. Теперь Зверь не придет без зова, без нужды.

Я знаю, что никуда этот злой дух не делся и не денется… Просто Олаф будет стараться сдерживать его сильнее… Так уж он устроен – беспрерывно воюет со всем и всеми, постоянно сражаясь с собой… Пока не появился я, у него оставался излишек сил, не истраченных в сражениях с врагом и снежной пустыней… Тогда он рушил, чтоб сражаться с этими разрушениями… Но теперь у него есть я… Я забираю у него эти кошмарные силы вечными бедами, без которых у меня не обходится и дня… А теперь, когда скингеры стали опасней без коррекций системы и нам стало тяжелей охотиться, он из-за меня просто выбивается из сил… Ему тяжело. Я очень рад, что теперь с нами этот офицер, – ведь нет людей совершеннее, чем офицеры… И сейчас мне становится спокойно до отупения… Я с глупой улыбкой смотрю, как капитан подбирает шинель, педантично очищая от пыли и набрасывая на плечи… Он еще не совсем остыл после борьбы, ему еще душно, но красные черты на его щеках гаснут… Сейчас он откроет нам ментальную линию – офицеры же редко вспоминают про голос…

– Ты – Ханс. Я помню. Я понял, что этот охотник – Олаф – не жалеет силы зверя. Но что значит – “Зверь”?

Я вернул офицеру оружие, протягивая клинки в ножнах и портупеи еще дрожащими руками…

– Есть воины с силой зверей, а есть… Олаф обладает другой силой – страшнее… Он призывает не только силу, но и дух зверя… Он становится духом снежной пустыни – Зверем, приходящим с грозой…

– Ментальный оборотень высшей ступени. Таких я еще не встречал. Солдаты системы до такого состояния редко доходят – вернее, им редко позволяют до такого состояния доходить. Он – преступник. Я вижу. А ты не такой. Так что с тобой? Ты недоделанный?