Цикл «Историк». Рассказ V. Кошмары создателя

– Он прав, Грабен. Ты мрачнеешь день ото дня, делая мне “собак” все чудовищнее и чудовищнее.

– Это из-за Стага, который суровеет с каждым налетом на Шаттенберг. Из-за всего этого служить в первом управлении становится просто невыносимо. Но ничто из этого никак не сказывается на исполнении моих прямых служебных обязанностей.

– Война тяготит и гнетет нас всех, Грабен. Но ты мрачнеешь не только из-за нападений на нашу крепость. И Стага ты ненавидишь не только из-за его суровости. С тобой что-то происходит, Грабен, и это – не угнетенность войной и обстановкой в управлении, а что-то другое.

– С чего ты взял?

– С того, что это началось еще раньше, – прежде первого разрушительного налета на Шаттенберг и прежде первых жестких проявлений Стага. Это началось, когда ты собрал меня, а я помню, что тогда не происходило ничего подобного последним событиям.

– Хочешь сказать, что проблемы не у всех вокруг, а у меня одного?

– Я это и говорю, Грабен. Это тревожит меня. Меня беспокоит будущее, сотворенных тобой людей, – особенно, когда я смотрю на себя в зеркало.

– Моя ответственная служба беспокоит всех, кто видит тебя, Шлак, но это безосновательное беспокойство.

– Меня пугает и одна мысль о том, что ты можешь сделать человека такого же ужасного внутри, как я – снаружи.

– Ты знаешь, что этого не произойдет. Тебе известно, каких качественных людей я кодирую.

– Люди, сделанные тобой, безупречны. К ним не придерешься. Но среди них нет никого особенного, они все – обычные.

– Такие, каких требуют.

– В этом все и дело. Тебе не по душе делать таких людей, так что по ходу дела ты травишь душу скукой все сильнее. Тебе скучна такая деятельность, и ты – не справляешься со скукой. Особенно теперь, когда крушат Шаттенберг и когда Стаг ожесточается.

– Нет, Шлак, просто я служу не на своем месте.

– Винишь Вэймина, занявшего твое старое место? Но на прежнем месте ты делал таких же скучных людей и так же скучал.

– Не так.

– Ну пусть не так, но – скучал.

– В общем, верно, Шлак. Я и засиделся, и застоялся на месте – меня снедает тоска. Но это ничего не меняет и не имеет никакого значения. Я должен делать таких людей, каких требует система, и я – делаю. Я пишу коды, соблюдая правила и не пренебрегая стандартными схемами.

– Выдержишь ты так и дальше – тогда все так тянуться и будет. А не выдержишь – сделаешь очередного человека настоящим чудовищем.

– Я справлюсь со своей скукой. Не думай, что я перечеркну такой глупостью, как послабление, годы безупречной службы. Но с чего ты взял, что, откликнувшись призыву души к движению вперед, я сделаю настоящее чудовище, а не подлинного героя?

– С того, что у тебя в голове только кошмары вроде меня и моей своры.

– Ты ошибаешься, Шлак. Никогда ни один человек не получит от меня ни одного обрывка моего кошмара.

– Только пока ты не дашь ему ни одного обрывка своей души.

– Ты ошибаешься. Я способен создать выдающегося человека, вложив в него свою душу, – человека, вершащего великие дела.

– Трудно в это поверить.

– Конечно, ты же – единственное мое создание, разделяющее со мной мою душу. Но с тобой я разделил душу, погруженную во мрак ночи, а с человеком – разделю душу, озаренную утренним светом.

– А где ты такой свет возьмешь, Грабен?

– Я не так мрачен, Шлак, – свет есть и в моей душе.

– Что-то не верится. Внешность отражает душу, а ты выглядишь не как творец, а как гробовщик, Грабен.

– Не следует судить человека по одному его виду.

– Но у тебя такой похоронный вид, Грабен. Я не уверен, что это ни о чем не говорит.

– Не дело сомневаться в создателе, Шлак.

– Ты дал мне код сомнения в себе, а значит, – и в других, и в тебе.

– Да, я мог дать тебе разум глупой собаки, но дал – разум неглупого человека, чтобы ты не просто верил, что я – главный, а понимал, что я – главный.